Читаем без скачивания Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???] - Mu Su Li

В свете горящей бумаги он бросил взгляд вниз — аккурат чтобы встретиться глазами с парящей в воздухе над землёй бумажной головой.

И это была только голова.

Сюаньминь молчал.

Глава 23: Слепой гадатель (6)

— Учитель, что случилось? — Цзян Шинин, в конце концов, был блуждающим призраком, благодаря чему в сравнении с Лу Няньци у него было естественное преимущество, так что, не считая незначительной боли и лёгкого головокружения, он и вовсе не получил каких-либо настоящих повреждений и первым пришёл в себя. Когда он, с головы до ног выглядящий жалко, сел на земле, то как раз увидел, как Сюаньминь зажёг небольшой огонёк и молча уставился куда-то вниз, совершенно неподвижный — будто остолбеневший.

Всё время их взаимодействия Сюаньминь выглядел непоколебимым перед любыми невзгодами и спокойным, как вода в глубинах озера, словно бы ничто не могло ни напугать его, ни разозлить. Такое молчаливое оцепенение Цзян Шинин видел впервые.

Что за беда могла так потрясти Сюаньминя, что он потерял дар речи?!

На душе у Цзян Шинина вмиг стало неспокойно, на него нахлынула тревога.

Видя, что Сюаньминь так и не отвечает, он тут же заволновался ещё сильнее, торопливо поднялся, желая подойти и взглянуть, но в итоге едва сделал шаг, как сразу споткнулся.

— А!.. Смотри, куда идёшь! — вскрикнул от боли Лу Няньци и резко отдёрнул ногу.

— Прости, прости, я был невнимателен, — рассыпался в извинениях Цзян Шинин. Отступив, он увидел, что этот демонёнок прикрывает голову согнутой рукой — растрёпанный и с видом наполовину парализованного, и сказал недоумённо: — Тебе наступили на ногу, почему ты прячешь голову?

Лу Няньци молчал какое-то время, прежде чем сказать сдавленно:

— Я отчего-то не подставил руки и упал лицом в землю, содрал лоб.

Цзян Шинин сразу принял такое объяснение. Его отвлекли, и снова заявила о себе натура врача:

— Можешь встать? Разбил что-то ещё?

— Ударился ладонью, которую порезал раньше, наверное, опять кровоточит. — Лу Няньци убрал руку и наконец всё же встал на ноги с помощью Цзян Шинина. — Кроме этого, ничего не поранил. Монах… кхм, что он нашёл? Почему не говорит ничего?

Он был очень мал, когда остался без родителей и старших, потому, конечно, не вполне признавал приличия. Если бы прежде Сюаньминь не проявил некоторые способности, он не сменил бы вдруг тон, исправившись, и, пожалуй, позвал бы «монаха» напрямик.

Эти двое, что при падении поранились не сильно, но ощутимо прихрамывая, подошли к Сюаньминю. Поскольку Сюаньминь всегда был холоден, что лёд, они не отважились встать слишком близко и остановились в полушаге, вытянув шеи, как сурикаты, чтобы посмотреть на землю.

Бумажный талисман в руке Сюаньминя, вероятно, был с секретом. Он был зажжён вот уже очень долго, но не прогорел — всё ещё оставался крохотный огонёк у кончиков пальцев. На самом деле он не давал много света, однако его было достаточно, чтобы ясно рассмотреть лицо на земле.

Повисло молчание.

Говоря откровенно, в тусклом свете дрожащего огонька в этом месте, где даже слепец на слепой лошади[49] не разобрал бы пути вперёд, внезапно прямо перед собой увидев отвалившуюся голову товарища, можно было перепугаться до слёз или даже до потери рассудка. Более того, голова Сюэ Сяня упала вверх лицом — кровоточащим изо всех семи отверстий и будто принадлежащим покойнику, затаившему обиду, — исключительное соответствие моменту, которое выводило и без того ужасающую картину на новый уровень.

Однако…

Первой пришедшей на ум Цзян Шинину мыслью оказалась вот какая: «У меня нет слов».

И сразу же за ней возникла другая: «Что это вообще такое…»

В конечном итоге что-то в его голове щёлкнуло, и он пробормотал, похолодев:

— Кончено, как он сможет жить, когда голова отпала?

Только теперь он сумел наконец понять, отчего Сюаньминь всё не отзывался. Как-никак, такого рода сцена была попросту невиданной и неслыханной.

Ещё минуту назад этот Старейший всё болтал и болтал без умолку — и без капли смирения; кто же мог подумать, что, свесив голову, он в самом деле может вдруг оторвать её?

— Где… где тело? — спросил Цзян Шинин, запинаясь.

Лу Няньци, с чьего лица всё ещё не сошёл испуг, повернулся к Сюаньминю и уставился на него во все глаза.

Сюаньминь не издал ни звука, нисколько не переменил выражение лица, лишь сунул руку в потайной мешочек и достал теперь неполное бумажное тело. Прежде резвый лист лежал в его ладони совершенно неподвижный, словно бы по-настоящему стал лишь тонкой бумагой — обыкновенной и бессловесной.

Цзян Шинин открыл было рот, но не знал, что следует сказать. И Лу Няньци заговорил первым:

— Он, он человек или призрак? Он сможет жить — вот так?

— Должно быть… — бессознательно ответил Цзян Шинин, однако обнаружил, что не может продолжить. Помедлив немного, он бережно поднял с земли хрупкую голову и попытался позвать: — Сюэ… Сюэ-сюн? Ты ещё в сознании? Если в сознании, откликнись.

Тишина.

Он задержал дыхание на мгновение — и не услышал никого ответа. Его рука, что держала голову Сюэ Сяня, тут же дрогнула, и он торопливо положил её Сюаньминю на ладонь.

— Если склеить мучным клеем, это поможет пробудить его? — спросил Лу Няньци невыразительно.

«Поможет ли это? Ты видел, чтобы отрубленную голову приклеили и человек жил дальше? Может, попробуешь, а я посмотрю?»

Цзян Шинина до тошноты переполняли слова, но, в конце концов, Лу Няньци был ещё юн, и он сдержался, проглотив всё обратно, и с тревогой и волнением посмотрел на разделённое мёртвое тело Сюэ Сяня.

В итоге он услышал, как Сюаньминь, не поднимая глаз от ладони, заговорил вдруг:

— Спасти невозможно, остаётся сжечь.

Цзян Шинин и Лу Няньци воскликнули едва ли не в один голос:

— Что?!

Сюаньминь не изменился в лице — облик его был равнодушно-холодным. Увидев это, Цзян Шинин поверил, и тотчас ноги его несколько ослабели.

— Учитель, ты говоришь всерьёз?

— Я не собираю мёртвых бумажных человечков, — ответил Сюаньминь и поднёс талисман, горевший всё это время в другой руке, к бумажному телу Сюэ Сяня.

За миг до того, как языки огня коснулись бы бумаги, тихий голос раздался у самого уха Сюаньминя:

— Прекрати, как смеешь!

Этот голос исходил уже очевидно не от бумаги, скорее, разливался из пустоты рядом с ухом Сюаньминя.

Подавленный Цзян Шинин, веря и не веря разом, услышав, резко поднял голову, всмотрелся в Сюаньминя в упор, обошёл его, сделав полный круг, но не осмелился заговорить, ведь